Fangahar
16.12.2005, 03:13
А именно он - Кинг-Кинг. Фильм мной еще не посмотрен. И даже не думаю, чтро посмотрю (уж не в кинотеатре точно).
Но материсал уж больно любопытным показалсе.
Буденный и красота
Новый "Кинг-Конг", снятый Питером Джексоном, не просто главный блокбастер киносезона. Гигантская обезьяна превратилась в символ современного Голливуда
Классический "Кинг-Конг", фильм производства 1933 года, возник, как это часто случается с основополагающими произведениями мировой культуры, из ночного кошмара. Мериену Куперу, будущему сценаристу и режиссеру "Кинг-Конга", приснилось в начале 30-х, как гигантская горилла нападает на Нью-Йорк; Купер атакует ее на истребителе, она своей гигантской волосатой лапой его сбивает. Столь странная фантазия возникла не на пустом месте: Купер в прошлом был летчиком. В 1920-м году он записался добровольцем в воющую с Советской Россией польскую армию, где из подобных ему американцев-авиаторов сформировали эскадрилью имени Тадеуша Костюшко. На своем биплане он бомбил конницу Буденного под Львовом; довольно быстро, впрочем, его сбили и взяли в плен. Через девять месяцев Купер сбежал из советского концлагеря, но страх перед Советами, похоже, глубоко в него проник. Воплощение американских подсознательных страхов, Кинг-Конг - чудовищный самец гориллы, топчущий волосатыми лапами крошечных американцев, торжественно восседающий на Эмпайр Стейтс Билдинг, сладострастно охотящийся на блондинок - по сути аллегорический Семен Михайлович Буденный. А в более широком смысле - вообще некий символический Враг, обитатель простирающихся за пределами США джунглей, воплощение ужасающей, пугающей и в то же время притягательной брутальной мужественности.
Тот, старый, "Кинг-Конг", полный сногсшибательных по тем временам спецэффектов, собравший оглушительную для периода Великой депрессии кассу - почти два миллиона долларов, - по сути сделал Голливуд именно таким, каким мы его знаем: механизмом по вытаскиванию из общественного подсознания разнообразных архетипов и конструированию на их основе многомиллионных блокбастеров. Примечательно, что в 50-е годы "Кинг-Конга" практически в первоначальном виде вновь с большим успехом запустили в прокат: косматый захватчик Нью-Йорка в разгар холодной войны выглядел как нельзя более актуально. В дальнейшем, впрочем, Кинг-Конг разошелся по десяткам дешевым сиквелам, и пошедшая по рукам история утеряла свою мифологическую силу: в конце концов в фильме Джона Гильермина "Кинг-Конг жив" (1986) хтонический монстр превратился в несчастное животное, ставшее жертвой негуманных медиков, препятствующих его естественной страсти - и не к очередной блондинке, а вовсе даже к самке одной с ним видовой принадлежности.
Живое воплощение враждебной и вызывающей зависть природной мощи превратилось в какого-то гринписовского зайчика. "Кинг-Конг жив" заслуженно провалился в прокате, и возрождения легенды никто не ожидал. И не только потому, что все легенды когда-либо кончаются; куда важнее то, что Голливуд за прошедшее с 1933 года время претерпел не меньше изменений, чем оформившее его суть чудовище. Первоначальный запас когда-то раскопанных архетипов подошел к концу, а новые скважины в коллективное бессознательное бурить в Голливуде основательно разучились. Не случайно пустующие емкости столь отчаянно пытаются заполнить разнообразными комиксами, сказками и литературными мифами - от Толкиена до Гомера. До поры такой подход спасает - как, например, спас в этом году катастрофически рушащийся американский прокат очередной "Гарри Поттер". Что делать, когда и "Поттер" исчерпает свой потенциал, никто пока старается не думать.
Тем удивительней появление нового - и лучшего за последние шестьдесят лет - "Кинг-Конга". И тем интересней посмотреть, какие же архетипы умудрился запихнуть в него режиссер Питер Джексон, новозеландский выскочка, во "Властелине Колец" потрясший весь мир своей гигантоманией.
Джексон практически со стопроцентной точностью воспроизвел оригинальный сюжет, порой дословно повторяя кадры, сняв даже сцены, вырезанные из старинного фильма и впоследствии безнадежно утерянные. С одним небольшим исключением: его герои - киношники. Режиссер Карл Денхэм (Джек Блэк) - некая пародия на Орсона Уэллса: украв у продюсеров свой незаконченный фильм, которые они пытаются выбросить в помойку (реальная, кстати, история из биографии Уэллса), он нанимает пароход и со всей труппой отправляется на поиски нетронутого цивилизацией, скрытого в вечном тумане острова, местонахождение которого указано на какой-то редкостной карте. Всю дорогу он с упоением крутит ручку своей допотопной камеры, снимая героев на фоне океана и заката; затем, разыскав-таки таинственный остров, он то невозмутимо глядит через объектив на злых дикарей, по очереди протыкающих дротиками членов съемочной труппы, то заставляет прохаживаться своего главного актера-любовника прямо перед носом бронтозавров - чтоб кадр выглядел реалистичней. Даже на самого Кинг-Конга, потихоньку, как и положено, налаживающего контакт с прекрасной блондинкой (Наоми Уоттс), он наставляет камеру. Которая, впрочем, вскоре летит в пропасть - так что режиссеру приходится переквалифицироваться в цирковые продюсеры: упирающуюся гориллу оттаскивают прямиком на Бродвей и заставляют выступать в сопровождении какого-то пародийного кордебалета перед падкой на редкостные развлечения аудиторией.
Чем дело кончается, известно вот уже семьдесят лет: разрушительный пробег обезьяньего царя по Нью-Йорку, занятие им господствующей высоты на небоскребе, убийственная атака бипланов. Есть здесь даже едва ли не самая знаменитая в истории мирового кинематографа фраза: "Его убили не самолеты. Чудовище убила Красота". Джексон разнообразит классический сюжет не только мощными спецэффектами - ими нынче вряд ли кого-то удивишь, - но и режиссерскими находками: например, потрясающими панорамами с высоты птичьего полета, которые он научился снимать, видимо, в горах Средиземья. Впрочем, отнюдь не только редкостные визуальные придумки превращают его "Кинг-Конга" в новую, что уже можно сказать достаточно определенно, классику. В свой фильм Джексон вложил нечто большее.
Конечно же, здесь несложно разыскать автобиографические элементы: обросший бородой, больной очевидной гигантоманией выходец с экзотического острова, неожиданно ставший одним из главных голливудских персонажей, явно видит в угодившей в самое сердце шоу-бизнеса невменяемых размеров обезьяне своего потерянного в детстве двойника. Однако на этом Джексон не останавливается: в его изображении и без того немаленький Кинг-Конг разрастается до поистине гипертрофированных размеров. По сути он становится символом нынешнего Голливуда в целом - что прочитывается в фильме достаточно определенно, даже если не учитывать киноисторические намеки. Конг - больше не воплощение необузданных природных сил, не символ маскулинности. Он - охочий до блондинок монстр, легко покупающийся на элементарные фокусы (Наоми Уоттс покоряет его сердце танцульками в полуобнаженном виде и жонглированием камушками); он - последний, нелепо-чудовищный пережиток эпохи гигантов; он, со всем своим несусветным потенциалом, - лишь повод для создания дурацкого шоу.
Когда-то Голливуд кормился порождаемыми им архетипами. Теперь он сам превратился в архетип и, за неимением лучшего, вынужден питаться самим собой.
(с) "Эксперт"
Но материсал уж больно любопытным показалсе.
Буденный и красота
Новый "Кинг-Конг", снятый Питером Джексоном, не просто главный блокбастер киносезона. Гигантская обезьяна превратилась в символ современного Голливуда
Классический "Кинг-Конг", фильм производства 1933 года, возник, как это часто случается с основополагающими произведениями мировой культуры, из ночного кошмара. Мериену Куперу, будущему сценаристу и режиссеру "Кинг-Конга", приснилось в начале 30-х, как гигантская горилла нападает на Нью-Йорк; Купер атакует ее на истребителе, она своей гигантской волосатой лапой его сбивает. Столь странная фантазия возникла не на пустом месте: Купер в прошлом был летчиком. В 1920-м году он записался добровольцем в воющую с Советской Россией польскую армию, где из подобных ему американцев-авиаторов сформировали эскадрилью имени Тадеуша Костюшко. На своем биплане он бомбил конницу Буденного под Львовом; довольно быстро, впрочем, его сбили и взяли в плен. Через девять месяцев Купер сбежал из советского концлагеря, но страх перед Советами, похоже, глубоко в него проник. Воплощение американских подсознательных страхов, Кинг-Конг - чудовищный самец гориллы, топчущий волосатыми лапами крошечных американцев, торжественно восседающий на Эмпайр Стейтс Билдинг, сладострастно охотящийся на блондинок - по сути аллегорический Семен Михайлович Буденный. А в более широком смысле - вообще некий символический Враг, обитатель простирающихся за пределами США джунглей, воплощение ужасающей, пугающей и в то же время притягательной брутальной мужественности.
Тот, старый, "Кинг-Конг", полный сногсшибательных по тем временам спецэффектов, собравший оглушительную для периода Великой депрессии кассу - почти два миллиона долларов, - по сути сделал Голливуд именно таким, каким мы его знаем: механизмом по вытаскиванию из общественного подсознания разнообразных архетипов и конструированию на их основе многомиллионных блокбастеров. Примечательно, что в 50-е годы "Кинг-Конга" практически в первоначальном виде вновь с большим успехом запустили в прокат: косматый захватчик Нью-Йорка в разгар холодной войны выглядел как нельзя более актуально. В дальнейшем, впрочем, Кинг-Конг разошелся по десяткам дешевым сиквелам, и пошедшая по рукам история утеряла свою мифологическую силу: в конце концов в фильме Джона Гильермина "Кинг-Конг жив" (1986) хтонический монстр превратился в несчастное животное, ставшее жертвой негуманных медиков, препятствующих его естественной страсти - и не к очередной блондинке, а вовсе даже к самке одной с ним видовой принадлежности.
Живое воплощение враждебной и вызывающей зависть природной мощи превратилось в какого-то гринписовского зайчика. "Кинг-Конг жив" заслуженно провалился в прокате, и возрождения легенды никто не ожидал. И не только потому, что все легенды когда-либо кончаются; куда важнее то, что Голливуд за прошедшее с 1933 года время претерпел не меньше изменений, чем оформившее его суть чудовище. Первоначальный запас когда-то раскопанных архетипов подошел к концу, а новые скважины в коллективное бессознательное бурить в Голливуде основательно разучились. Не случайно пустующие емкости столь отчаянно пытаются заполнить разнообразными комиксами, сказками и литературными мифами - от Толкиена до Гомера. До поры такой подход спасает - как, например, спас в этом году катастрофически рушащийся американский прокат очередной "Гарри Поттер". Что делать, когда и "Поттер" исчерпает свой потенциал, никто пока старается не думать.
Тем удивительней появление нового - и лучшего за последние шестьдесят лет - "Кинг-Конга". И тем интересней посмотреть, какие же архетипы умудрился запихнуть в него режиссер Питер Джексон, новозеландский выскочка, во "Властелине Колец" потрясший весь мир своей гигантоманией.
Джексон практически со стопроцентной точностью воспроизвел оригинальный сюжет, порой дословно повторяя кадры, сняв даже сцены, вырезанные из старинного фильма и впоследствии безнадежно утерянные. С одним небольшим исключением: его герои - киношники. Режиссер Карл Денхэм (Джек Блэк) - некая пародия на Орсона Уэллса: украв у продюсеров свой незаконченный фильм, которые они пытаются выбросить в помойку (реальная, кстати, история из биографии Уэллса), он нанимает пароход и со всей труппой отправляется на поиски нетронутого цивилизацией, скрытого в вечном тумане острова, местонахождение которого указано на какой-то редкостной карте. Всю дорогу он с упоением крутит ручку своей допотопной камеры, снимая героев на фоне океана и заката; затем, разыскав-таки таинственный остров, он то невозмутимо глядит через объектив на злых дикарей, по очереди протыкающих дротиками членов съемочной труппы, то заставляет прохаживаться своего главного актера-любовника прямо перед носом бронтозавров - чтоб кадр выглядел реалистичней. Даже на самого Кинг-Конга, потихоньку, как и положено, налаживающего контакт с прекрасной блондинкой (Наоми Уоттс), он наставляет камеру. Которая, впрочем, вскоре летит в пропасть - так что режиссеру приходится переквалифицироваться в цирковые продюсеры: упирающуюся гориллу оттаскивают прямиком на Бродвей и заставляют выступать в сопровождении какого-то пародийного кордебалета перед падкой на редкостные развлечения аудиторией.
Чем дело кончается, известно вот уже семьдесят лет: разрушительный пробег обезьяньего царя по Нью-Йорку, занятие им господствующей высоты на небоскребе, убийственная атака бипланов. Есть здесь даже едва ли не самая знаменитая в истории мирового кинематографа фраза: "Его убили не самолеты. Чудовище убила Красота". Джексон разнообразит классический сюжет не только мощными спецэффектами - ими нынче вряд ли кого-то удивишь, - но и режиссерскими находками: например, потрясающими панорамами с высоты птичьего полета, которые он научился снимать, видимо, в горах Средиземья. Впрочем, отнюдь не только редкостные визуальные придумки превращают его "Кинг-Конга" в новую, что уже можно сказать достаточно определенно, классику. В свой фильм Джексон вложил нечто большее.
Конечно же, здесь несложно разыскать автобиографические элементы: обросший бородой, больной очевидной гигантоманией выходец с экзотического острова, неожиданно ставший одним из главных голливудских персонажей, явно видит в угодившей в самое сердце шоу-бизнеса невменяемых размеров обезьяне своего потерянного в детстве двойника. Однако на этом Джексон не останавливается: в его изображении и без того немаленький Кинг-Конг разрастается до поистине гипертрофированных размеров. По сути он становится символом нынешнего Голливуда в целом - что прочитывается в фильме достаточно определенно, даже если не учитывать киноисторические намеки. Конг - больше не воплощение необузданных природных сил, не символ маскулинности. Он - охочий до блондинок монстр, легко покупающийся на элементарные фокусы (Наоми Уоттс покоряет его сердце танцульками в полуобнаженном виде и жонглированием камушками); он - последний, нелепо-чудовищный пережиток эпохи гигантов; он, со всем своим несусветным потенциалом, - лишь повод для создания дурацкого шоу.
Когда-то Голливуд кормился порождаемыми им архетипами. Теперь он сам превратился в архетип и, за неимением лучшего, вынужден питаться самим собой.
(с) "Эксперт"